Они победили его (диавола) кровью Агнца (Иисуса Христа) и словом свидетельства своего...Откровение 12.11

Страница 42

Это предвосхищение, которое он неявно осуществляет в каждом акте познания, дистанцирует его от всякого сущего и предоставляет ему пространство для свободы, решения, риска. Таким образом, человек превосходит действительность. По сравнению с действительностью человек обладает в целом большей возможностью, и это возможное

предоставляет простор для его свободы. Но с другой стороны, и действительность

(окружающая реальность) больше человека. Человек уже предназначен однажды к своей

свободе; он уже не может преодолеть простого факта своей экзистенции. Удивление тому, что

вообще что-то есть и нет ничего, что бы не существовало, является первоначальным опытом

философского мышления. Тем самым, эта реальность не представляется заранее мыслимой

человеку; она, в конечном счете, — непостижимая тайна. Так все снова и снова человек

обречен на неудачу в реальности; эта неудача достигает своего последнего предела в смерти.

Труп человека — всего лишь реальность без всякой возможности. Так, в итоге

действительность вновь настигает человека. Действительность охватывает человека; она больше,

чем человек.

Так появляется взаимное перекрещивание данности и трансцендентности, свободы и необходимости, силы и бессилия, величия и ничтожества человека. Мы даже можем сделать еще один шаг вперед и рассмотреть это ограничение ближе. Сила и бессилие человека в истории — не соседствующие сферы. Именно в том, что познающий и БОЛЯЩИЙ человек переступает все, именно в своем величии он познает также свою конечность и свою ничтожность. Именно в своей трансцендентности он постоянно познает свою нищету. Но верно также и обратное: его величие выявляется именно в его ничтожности — так, что человек знает о своей ничтожности и страдает от нее. Ибо он не мог бы страдать от своей ничтожности, если бы он не имел по меньшей мере представления о своем величии, и тем самым не имел бы знания о том, что и все остальное могло и должно было бы быть иначе. Ф. Ницше многократно высказывал мысль: «Установлена едва ли не иерархия, как глубоко

могут страдать люди». В страдании человек познает свое собственное состояние бытия. Здесь познает он себя как существо, которое ради бесконечного преодолевает себя самого, и именно в этом познает свою конечность. Его конечность для него — указание на трансцендентность, ее знак и символ. Однако об этой трансценденции он имеет только негативное представление. Если бы человек как конечное существо хотел постичь бесконечное, он должен был бы в том же акте постижения снять с него покров. Здесь кончается всякая диалектика53. Человек в итоге остается для себя самого открытым вопросом, ответа на который он не знает. Так человек граничит с непроницаемой тайной, да и для себя самого он остается тайной. Человек познает трансценденцию как конститутивную непостижимость своего бытия в истории.

Таким образом, встает вопрос: как в этой проблематичной исторической ситуации возможно человеческое бытие. Сохраняют ли древняя и современная трагедия, древний и современный скепсис свое значение. Не является ли человек всего лишь фрагментом статуи. Существует, правда, противоположный вопрос: может ли человек когда-нибудь окончательно смириться с этой апорией. Может ли упрямый риск человеческого бытия устоять перед лицом бессмыслицы действительности. Если Прометей уже исключен как символ человеческого бытия, не Сизиф ли тогда — подходящий образ. Однако можем ли мы прочно устоять в истории без надежды на смысл в истории. Или с упразднением надежды должны были бы стать бессмысленными и все нравственные усилия человека. Вероятно, тогда остается лишь «если бы», одни поступки, как будто смысл в истории действительно дан (В. Шульц). Конечно, существует вопрос, могут ли при этом сохраниться жизнь и история.

Здесь уместно привести одну мысль Канта54, которую позднее — каждый на свой лад — развили Фихте, Шеллинг и Гегель.

<< Предыдущая страница  Следующая страница >>